[indent]   Когда Северус выскочил на припорошенную снегом платформу, окутанную белым паром от Хогвартс-экспресса, то едва ли не растерялся: шутка ли, он такого количества людей не видел со своего первого курса — тогда и его провожала мать, давала наставления и раз за разом повторяла (а может, это просто игра его воображения и памяти, почем знать?), что лучший факультет — Слизерин. Он тогда, несколько лет назад, и не сомневался ни секунды, сразу шляпе сказал, куда хочет, и наивно думал еще, что она его мнение послушала.

[indent]   — До встречи, Снейп, — ему Эйвери руку пожал, и это было п р и я т н о, несмотря на то, что несколько лет назад за дружбу с ним и Мальсибером Северусу пришлось заплатить дорогую цену; это было приятно, и Снейп усмехнулся, возвращая рукопожатие. Когда они действительно встретятся, то многое обсудят — и плевать уже, как к этому отнесется Лили (правда плевать, Северус?), она никогда не смогла бы понять. Он о ней, вероятно, слишком много думал, а она слишком быстро изменилась, выросла и, видимо, растеряла все свои мозги, раз уж позволила идиоту Поттеру себя охмурить.
[indent]   — До встречи, — взглядом проводив однокурсника, Северус смахнул с прохудившегося черного пальто крупицы снега и развернулся, окинув взглядом платформу: ему некого было ждать, родители понятия не имели о его возвращении, и от осознания только этого хотелось глубоко вздохнуть и впервые в жизни расслабиться — запах свободы едва ли не витал в воздухе. Свободы от проклятого дома в проклятом Коукворте, свободы от маггловских предрассудков, свободы от отца. Просто. Свободы. Разве он просил так много?

[indent]   Забрасывая школьную сумку на соседнее кресло автобуса, отправляющегося с вокзала Виктория в сторону Мидлендса, Снейп думал, что он, должно быть, страшно разочарует своих родителей: если не обоих, то отца точно — так он считал. Не появлялся дома два Рождества подряд: на шестом курсе Северус видеть не хотел даже краем глаза Лили, потому что знал, слишком большая вероятность её встретить (не то чтобы Лили часто гуляла вокруг Паучьего Тупика, скорее его бесконечно тянуло в её сторону — и не только в ту, где она жила); на пятом курсе ему просто не хотелось, потому что он свой дом слишком хорошо знал, а в Хогвартсе было почти что настоящее Рождество: с украшенной елью, вкусной едой и чуждой ему семейной атмосферой. Нет. Родители его не ждали — так Северус решил, бросив скучающий взгляд в окно автобуса. Он даже понятия не имел, почему не трансгрессировал: экзамен был сдан, и ему самому было не то что семнадцать — практически восемнадцать лет, и запрет на колдовство вне школы на него больше не распространялся. Было бы так просто переместиться с вокзала прямо к дому — так просто и слишком быстро.

[indent]   Ему пришлось пересесть на другой автобус примерно в сорока минутах от Коукворта — просто потому, что первый в эту треклятую дыру не ходил, и ему бы тогда палочку достать и трансгрессировать, но было проще провести время среди вонючих работяг (его папаша, конечно, как раз из таких, и угораздило же мать выйти за него замуж) — в очередной раз убедиться в том, что ОН прав, что магглы грязны, чужды магическому миру, они просто портят кровь: и его собственную в свое время тоже испортили. Северус забился в самый угол на задней площадке автобуса — там было хоть и шумно, и трясло сильно, но  не было столпотворения, а толпы он никогда не любил. Даже тогда, когда в их дом приходили гости (такое случалось крайне редко), он предпочитал отсиживаться в своей комнате и читать книгу за книгой: учебникам из  о б ы ч н о й  школы предпочитал магические, которые достались, потрепанные и где-то исписанные, от матери; а если его все же вытаскивали из собственного угла, то он молчал, словно его языка лишили, сразу после того, как представлялся, и смотрел всегда взглядом настолько неприятным, будто никогда в жизни не видел других людей. Может, поэтому у него не было друзей среди местных мальчишек — Северус об этом не задумывался, ему компания не нужна была до тех пор, пока он не встретил Лили.

[indent]   Учить прокрадываться тайком в дом Снейпа учить было не нужно — он всегда так делал, если не хотел пересекаться с родителями, и с каждым годом, проведенным в Хогвартсе, все больше совершенствовался в навыке быть незаметным. Вот и теперь, отперев дверь, он прошмыгнул в свою комнату так быстро, что лишь там, осев прямо на пол и оперевшись на кровать, постарался переварить увиденное. Дом был украшен.

[indent]   Украшен — их дом.

[indent]   В Коукворте. В Паучьем Тупике. Дом Снейпов. Северус усмехнулся и качнул головой: его точно не ждали. Он не знал наверняка, но поспорил бы с самим собой, что и в прошлом году все было так же красиво — именно тогда, когда его дома не было. Ну надо же. Придется испортить праздник. Он вряд ли смог бы ответить,  п о ч е м у  так зол, почему его вообще все это заботило, почему раздражение темными волнами разливалось где-то в глубине, а ему так сложно было сдержать свои эмоции — он так бы хотел научиться однажды все держать в себе. Так бы хотел стать достойным — или достойнее всех внимания. Поэтому когда он услышал за дверью голоса — и голос отца был самым громким, то прислушался, и услышанное так неприятно / / так неожиданно / / по нему ударило, словно обухом, что в первую минуту Северус не знал, как ему реагировать. Он никогда не слышал, чтобы отец говорил с кем-то так: так мягко, так весело, так по-другому. Может, он не помнил, может, когда ему самому было три года, его удостаивали чести и родительской ласки, но позже? Ха! — его папаше было проще ударить по столу или прикрикнуть, они никогда не говорили, словно отец с сыном, и иногда, особенно в пору взросления, Северусу так и хотелось спросить, зачем же его вообще родили. Не решался — не слишком хотел услышать ответ.

[indent]   В гостиной прятаться было не слишком легко. К счастью, чтобы не привлекать внимание отца минуту, достаточно было просто не двигаться и молчать: тот был увлечен розовощеким пухлым ребенком, которого, кажется, звали Саймон. Как же, на ручки, — Снейп едва не хмыкнул, смотря на то, как этот малолетний засранец трогает ёлочные украшения — интересно, отлупит ли тебя добряк-папаша, если ты что-то разобьешь.

[indent]    — Может, вам помочь? — решив, что он достаточно насмотрелся на эту идиллию, Северус подал голос и сделал шаг из угла гостиной, демонстративно обвел взглядом ель и только после этого посмотрел на отца. Глаза в глаза. — Дядя Тобиас т а к любит детей. Наверняка он специально для тебя здесь что-то и спрятал. Вы так гармонично смотритесь, — Снейп дернул уголком губ в подобии улыбки, но по глазам было видно, что он раздражен. И он был раздражен. Он злился — и на себя в том числе только из-за того, что не мог объяснить причин. Ему внимание отца даром не нужно было, так он считал. Он его терпеть не мог, он его презирал: за поведение, за кровь, за нелюбовь, за то, что тот был не тем родителем, о каких мечтают. — Прямо как папа и сын. Простите меня за то, что не написал письмо. Надеюсь, не испорчу ваш прекрасный семейный праздник своим присутствием. Не расстраивайся, Саймон, — Северус, должно быть, такой неприятной аурой обладал, так едко говорил, что даже маленький ребенок, каждому встречному улыбаться привыкший, занервничал. — Тебе же с ним не вечность торчать. Всего один вечер. А мать где? С гостями?

[indent]   Молчание, повисшее в гостиной, не напрягало. Снейп близко к отцу не подходил, бросался язвительными словами издалека, потому что боялся. В глубине его головы давно укоренилась мысль о том, что тот ударить может, разозлившись, и разозлиться может из-за любой мелочи. Не просто ударить — избить, и Северусу сложно было думать о том, откуда это пошло. Да, ему попадало. Ровно так же сильно, как и всем детям. Не больше. Но от одной мысли о том, что он мог бы достать палочку и направить ее на отца (он действительно мог, как совершеннолетний по магическим законам), его бросало в холодный пот.
— Смотрю, вы постарались. Очень красиво. Жаль даже, что я без приглашения.

[indent] Осознание, что он зря вернулся домой (если место, в которое возвращаешься от силы дважды в год, все еще можно было таким назвать), пришло одновременно со словами отца. Северус вспыхнул, вздернул подбородок и сжал ладонь в кулак, короткими ногтями оцарапав собственную кожу. Все, чего ему хотелось — вставить слово поперек, быть последним в разговоре, быть правым. Он не хотел думать о том, почему ему так хотелось что-то доказать отцу — Северус забросил эти отчаянные попытки еще тогда, когда его успехи в маггловской школе сводились к нулю (из памяти практически стерлись воспоминания о том, как мать каждый раз улыбалась в свойственной теперь ему самому манере и говорила, что в Хогвартсе эти знания не пригодятся)  — и уж совершенно точно ему не улыбалось размышлять о том, почему проклятый ребенок так раздражает.

[indent] просто уйди из моей жизни

[indent] — У любимого сына есть имя, — у Северуса яда в голосе было столько, что можно было отравиться, только услышав издалека, и каждая его мышца дрожала от сдерживаемой злости. Он сам едва ли не звенел, легко выводимый из внутреннего равновесия, но не желавший терять хотя бы внешнего. Ему ни к чему было выставлять себя идиотом перед жующим сопли мальчишкой. Саймон. Что, твое имя ему запомнить полегче? — Если так сложно, мог бы остановиться на каком-нибудь Джоне.

[indent] а мог вообще не допускать этого

[indent] Если бы в Снейпе не было столько дрожащей темноты, он бы вполне мог стать актером в театре — играл бы, правда, только в драматических постановках, не в силах выйти из одного привычного ему образа — и разыгрывал бы представления только тогда, когда хотел. Он своего отца взглядом едва ли не испепелял, следил за каждым движением и не понимал. Они перестали быть семьей уже давно, и едва ли что-то вообще можно было исправить. Они перестали быть ей тогда, когда тот впервые поднял руку на мать. Северус не помнил, откуда знал об этом, не помнил, видел ли, рассказала ли ему мама, но ненавидеть он начал тогда — и с каждым годом все сильнее, как самый трудный подросток.
[indent] Он был таким. Трудным. Неуживчивым. Тяжелым. Тобиаса Снейпа точно так же сложно было назвать подарком судьбы, и каждая его оплеуха отдаляла их друг от друга — из таких отношений легко вылепить, словно из глины, непримиримых врагов.

[indent] — Отдай ребенку. Мне это не нужно, — Северус, забрав из рук отца подарок, окинул его нарочито скучающим взглядом, чувствуя, как где-то внутри поднимается волна негодования. Он отвернулся, чтобы не показать ничего — чтобы отцу не стала доступной ни одна из его эмоций. Он поздравлял его… теперь. Когда не ждал дома. Когда Северус стал внезапным гостем. Не тогда, когда обоюдное раздражение в их отношениях только начиналось. Не тогда, когда можно было что-то исправить. Теперь. — Держи, Саймон, — даже имя ребенка Северус выделил, не сдержав обиды и какого-то глупого, иррационального раздражения. Ему должно быть все равно. Должно быть. Наклонившись, он поставил подарок около малыша, даже не удосужившись вручить ему в руки, потому что ему это было не нужно.
[indent] — Что-то из того, что я люблю? А… Что это? Ты хотя бы знаешь? Или мне тоже надо было писать об этом письма? И в следующий раз матери не нужно будет писать письмо — это последний год. Странно, что ты не знал, я думал, отмечаешь дни в календаре, когда там уже за дверь можно выставить.

[indent] Северус не повышал голос. Он перестал повышать его еще тогда, когда родители бросили простое «не реви» — его почти каждый ребенок однажды слышит. Плакать он перестал только на шестом курсе — когда научился сдерживать свои эмоции хоть как-то. Когда перестал воспринимать любые слова о Лили так, словно его ножом резали. Но он никогда не повышал голос. Он говорил тихо и четко, словно препарировал, и смотрел на собственного отца пронзительно настолько, что в какой-то момент самому становилось жаль его. Ведь он просто… маггл? Что ему знать?

[indent] Ха.
[indent] Остановись. Перестань. 
Может, ОН о тебе когда-то думал?

[indent] Северус головой качнул, ничего не сказав больше, словно ждал ответной реакции, ждал хоть чего-то — ему привычнее было от отца молчание, ему хотелось взмаха руки, удара, он мечтал, чтобы тот оправдал ожидания — иное просто переламывало его, вызывало неправильные, ненужные эмоции, не те по отношению к простому магглу / / они не были достойны существовать рядом с магами. Они не были достойны сходиться с волшебницами. Они не должны зачинать им детей и потом воспитывать их — он сам не должен был рождаться в этой семье. Ему было плохо — больше от мыслей, которые он себе представил. Ему было плохо еще много лет назад, когда хватило бы простого разговора или ласки, но он никогда этого не получал. Недолюбленный ребенок. Милое выражение, которое никогда не будет грозить пухлощёкому Саймону, если повезет.

[indent] — Не думал, что ты в принципе умеешь так общаться с детьми. Или у тебя всегда аллергия была только на собственных? Знаешь, говорят, есть у вас… ваши маггловские способы для проверки, мог бы и воспользоваться, — Северус завелся снова, стоило ему перевести взгляд на Саймона и вспомнить, какие милые разговоры вел с ним Тобиас. Тонкие пальцы зацепились за пуговицы осеннего пальто, и Снейп быстро стянул его, бросив, словно тряпку, на отцовское кресло. Черная палочка, словно специально, из внутреннего кармана выпала (как глупо, должно быть, так беспечно относиться к тому, что должно было стать продолжением руки — и все же кому она была нужна в прогнившем Коукворте?) и прокатилась прямо к ногам ребенка. Темные глаза Северуса вспыхнули моментально, однако он не сдвинулся ни на сантиметр. — Не смей даже прикасаться, малыш.

[indent] Дверь всегда рано или поздно закрывалась. Чаще, конечно, рано — Северус с трудом смог бы вспомнить моменты, в которые отец говорил ему столько же слов, сколько теперь, и если бы у него до сих пор было желание, то он даже бы усмехнулся. Как вовремя ты научился говорить. Но Северус молчал. Он отвел взгляд еще тогда, когда отец отдал ему волшебную палочку, пробежался пальцами по антрацитовому дереву, по рельефной, узорчатой рукоятке и убрал за спину — ни к чему было человеку, который уже однажды переломил палочку чистокровной волшебницы, мозолить глаза. Северус молчал — он в принципе любил тишину, и чаще всего не обменивался с отцом даже парой слов.

[indent] Шлея попала под хвост внезапно. Еще несколько секунд назад он чувствовал, как сочится, истекает живым ядом, как вся его душа чернеет и кипит в негодовании — ему так сильно, до безумия хотелось задеть непоколебимость Тобиаса Снейпа; Северусу больше всего на свете хотелось сделать ему мучительно больно. Но Тобиас Снейп так и не сломался, лишь бросил несколько слов — ничего не значащих, как всегда — и не упустил главного, которое заставило его сына наконец прикусить язык. Он был тупоголовым магглом (как и абсолютное большинство живущих в Коукворте) — и несмотря на это филигранно попал в нужную точку.

[indent] Истерика. Прекращай эту истерику.

[indent] И Северус замолчал. Вся его злость словно схлопнулась, не превратилась в ничто, нет, исчезла глубоко внутри, спрятанная и затаенная — он никогда не задумывался, насколько же сильно был соткан из этой злобы. Но Лили Эванс кричала на него, еще тогда, когда он пытался, словно побитый щенок, перед ней извиняться, она смотрела с недовольством в изумительных глазах (а он, словно идиот, мордред его раздери, думал только о том, как она красива и как бы он хотел все вернуть назад; она ругалась, отчитывала, словно малолетнего глупца, говорила о темной магии, повторяла снова и снова — а он почти хотел доказать ей, что она неправа; хотел, забыв о том, что был унижен собственным заклинанием — не только ли лучшая подруга о нем знала? Первые ростки этой обиды и злобы в нем проросли еще в глубоком детстве, и едва ли он действительно помнил об этом: еще тогда, когда его за руку вытащили и поставили перед несколькими любопытными глазами. Такая распространенная практика — все показывают своих детишек, даже те, кто их не сильно любит. Так привычно это в небольшом Коукворте — почти каждый в городе знает, у кого есть дети, сколько их и сколько им лет; последние часто робели, а потом, стоило им увидеть чужую улыбку, услышать ласковое слово — расцветали за секунды. Северус же закатил настоящую истерику — прекрати эту истерику — забился за спину матери и схватился за ее юбку так, что отцепить было невозможно. Он не улыбался незнакомцам, не был никогда малышом, которого с довольными лицами угощают сладостями; за таких детей обычно не хвалят родителей и считают, что с ними что-то не так. Он не говорил ни с кем — и был самым настоящим сгустком нервов.
— Ну что же ты, разве большие мальчики ведут так себя?

[indent] Ведут? Не ведут? Снейп не знал — от вопроса, кажется, он расплакался тогда еще сильнее; по сей день он обходил людей, решивших его задеть, третьей дорогой, и не говорил с ними даже тогда, когда сталкивался на улицах Коукворта (и страстно желая метнуть в их ноги жалящее проклятье, думал о том, что те, должно быть, считают, что он учится в каком-нибудь интернате для «особых» детей).

[indent] Обида прорастала глубже — каждый рассказ матери об отце заставлял Северуса смотреть на него все затравленнее и не воспринимать. Он копил обиду, не сразу начал это делать; просто однажды, встретив папу на выходных, решил не говорить и с ним — и впервые с начала обучения в школе не упомянул парой слов, как у него дела — и больше не говорил об этом никогда. Из речи ушло слово «папа», стерлось, словно и не было, заменилось безликими «он», «ты» и строгим, официальным «отец».

[indent] Летние каникулы пролетали за общением с Лили и чтением книг; и если он оставался дома, то предпочитал не встречаться ни с матерью, ни с отцом. Между ними никогда не было разговоров о магии вслух — и иногда Снейп чувствовал, что его едва ли не разрывает от желания, чтобы его услышали, чтобы его успехи признали. Ему хотелось показать матери ее старый учебник и рассказать, как много рецептов зелий он смог переиначить, как много чего улучшил — но она улыбалась отцу и принимала его объятия, и Северус молчал. Ему хотелось подвесить отца в воздухе, слишком сильно хотелось метнуть в него сектумсемпру и сказать, что это ОН ее придумал, он изобрел — и посмотреть, как тот оценит его талант. Ему так безумно хотелось признания.

[indent] Он надеялся, что сможет его получить — в другом месте. У другого. У того, кто оценит.

[indent] Когда отец ушел, Северус даже не посмотрел в его сторону. Он не ответил ни на одну из его реплик и, подобрав плащ, укрылся в своей комнате. Она, казалось, за столько лет так и  осталась безликой — большую часть времени Снейп все равно жил в другом месте; но нигде, нигде он не чувствовал себя своим. На столе, покрывшемся за полгода тонким слоем пыли, лежало несколько перьев, несколько старых потрёпанных учебников — из тех, по которым училась еще его мать, и, что совсем неожиданно, совершенно обычные, маггловские ножницы. Его рука словно сама собой к ним потянулась, как будто кто-то другой дергал за ниточки, а он был всего лишь куклой / / иногда так хочется представлять, что за тебя всегда решает кто-то другой. Он подошёл к настенному зеркалу, занавешенному старой, ставшей совсем маленькой, мантией, сдернул её, чтобы взглянуть на себя впервые за долгое время. Северус не знал, стоял ли он так минуту, а может, несколько — где-то на периферии сознания трепетала мысль о том, что его звали ужинать. Звал отец.

[indent] Отец.

[indent] Снейп, усмехнувшись, — темные глаза, на дне которых плескалась вся затаенная обида, следили за каждым движением губ — поднял руку, собирая отросшие волосы в кулак. Всего одно движение, и он станет так сильно похож на него. На Снейпа. На Тобиаса Снейпа, мордред его раздери. Всего одно движение, такое маггловское, может перечеркнуть весь его подростковый бунт, прошедший незаметно даже для него самого. На отца ему быть похожим не хотелось. Но ведь он и не был — НЕ БЫЛ — и дело не в проклятых волосах. Щелчок стали привел его в себя почти моментально; пряди, пусть и не столь длинные, как он рассчитывал, посыпались на пол, и Северус шепнул, вновь взяв в руки палочку, простое «эванеско»; в конце-концов, ему было можно колдовать везде. Взглянул в зеркало. На отца он все еще похож не был. 
К Мордреду Тобиаса Снейпа.

[indent] Кухонную дверь Северус открыл, как ему показалось, спустя вечность — на самом деле через пятнадцать минут после их с отцом разговора. Встретился взглядами с матерью и выдохнул коротко, резко, осудив её только этим звуком, но не сказал ничего — ведь он на самом деле должен был прекратить. Ему нужно было себя контролировать. А если ей нужна была рука отца на талии, ей с этим жить.

[indent] — Добрый вечер, — он уже чувствовал себя неуютно, и он уже знал, что придется говорить с гостями; заметил недовольство сопливого мальчишки, когда случайно обжег его своим очередным колючим взглядом.

[indent] — Северус, вернулся на каникулы? — Мэри Ньюолл все пыталась быть любезной, милой, улыбающейся, и Снейп даже не смог на нее за это разозлиться, только присел на свободное место туда, где был подальше от ребенка (конечно же, это обязательно должно было быть место рядом с родителями) и пожал плечами неопределённо. Они ведь понятия не имеют, чем я занимаюсь.

[indent] — Решил, что не будет лишним увидеть семью, — Северус буквально не знал, куда себя деть. Вставать снова было просто глупо, но у него не было ни тарелки, ничего — однажды этот дом перестанет вгонять его в вечную неловкость и неудобство — поэтому он, чтобы занять руки, просто налил в пустой стакан воды, едва не задев плечом отца. Они были так близко. Ну надо же, и мир не взорвался.

[indent] — Ты, вроде, где-то далеко учишься? Или уже работаешь? — у Снейпа раздражение в глазах вспыхнуло только на мгновение, потому что уже в следующее он осознал, что ему нравится, когда его хоть кто-то о чем-то спрашивает. Ему нравится, когда кто-то, пусть даже из вежливости, хочет узнать, как у него дела, чем он занимается — и он был не против рассказать. Мэри Ньюолл не имела представлений о магическом мире. Она не знала, что там, где-то совсем рядом с ней и одновременно очень далеко, разгорелась война; не знала, что Северус мог заставить ее истекать кровью одним взмахом деревянной палочки — и точно так же быстро он мог бросить в ребенка заклинание щекотки, чтобы тот расхохотался.

[indent] — В Шотландии, — кончиком пальца пройдясь по ободку стакана, Снейп вскинул голову / /резко, как всегда — нервно // взбудораженно. Только потому, что хотел смотреть в глаза женщины. — Нет, не работаю. Но у меня есть… рекомендации за некоторые успехи. Не думаю, что составит труда ее найти после выпуска. 

[indent] Она понятия не имела ни о чем.
[indent] Но она говорила с ним.
[indent] И это, наверное, было тем, чего он ждал.